<==niifiga.ru
Владимир Короленко |
Глеб Самойлов |
Как-то давно, темным осенним вечером, случилось мне плыть по угрюмой сибирской реке. Вдруг на повороте реки, впереди, под темными горами мелькнул огонек. Мелькнул ярко, сильно, совсем близко... - Ну, слава Богу! - сказал я с радостью.- Близко ночлег! Я не поверил: огонек так и стоял, выступая вперед из неопределенной тьмы. Но гребец был прав: оказалось, действительно далеко. Свойство этих ночных огней - приближаться, побеждая тьму, и сверкать, и обещать, и манить своею близостью. Кажется, вот-вот еще два-три удара веслом - и путь кончен... А между тем - далеко!.. |
По нехоженой тропке суженой Слева заросли диалектики - Наша синяя стрелка компаса И смеемся мы, и хохочем мы - |
---8<--- И долго мы еще плыли по темной, как чернила, реке. Скалы выплывали, надвигались и уплывали, оставаясь позади и теряясь, казалось, в бесконечной дали, а огонек все стоял впереди, все так же близко, и все так же далеко... Мне часто вспоминается теперь и эта темная река между скалистыми горами, и этот живой огонек. Много огней и раньше и после манили не одного меня своею близостью. Но жизнь течет все в тех же угрюмых берегах, а огни еще далеко. И опять приходится налегать на весла... Но все-таки... все-таки впереди - огни!.. |
---8<--- По нехоженой тропке суженой Что за тени там сбоку маются Но смеемся мы и хохочем мы - |
С точки зрения литературоведа, перед нами два произведения, написанные в пограничных жанрах. "Огоньки" Короленко - в узаконенном Тургеневым жанре "стихотворения в прозе". "Огоньки" Самойлова - в самопровозглашенном жанре рок-композиции.
Попробуем, однако, посмотреть на эту пару шире - как на своеобразный отчет об эволюции образа, выполненный в двух фотографиях. Начала XX века и самого его конца.
Композиционная симметрия неоспорима: дорога, эпизод, вывод. Направление движения и там, и там - в сторону вероятного приюта. Но отношение к огонькам - явно различно; у Короленко "огонек" - это перспектива "ночлега", надежда, ориентир. "Огонек" в темном лесу "Агаты Кристи" не внушает совершенно никакой надежды; это - вспыхивающий фосфор, или болотный газ, или глаза "вервольфа" из предыдущей песни.
Если всмотреться еще внимательней, выясняется - "тропка" Самойлова направлена ДОМОЙ. Она имеет однозначную цель и ограничена в сроке ("до ужина"). "Река" Короленко не такова - она нескончаема, "огоньки" же имеют скорее смысл указателей направления - "цель ничто, движение все". Помимо этого, "река" подразумевает заранее известную дорогу, которую выбираем не мы (а движение, вероятнее всего, идет "вниз по течению"; если оно идет "вверх", от автора ждешь на это эксплицитного указания). О "тропке" же сказано довольно однозначно: "нехоженая". И избирается самостоятельно.
Оптимизм Короленко довершает и еще один штрих: Большие Темные Объекты, находящиеся по бокам, предстают у него "скалами", пассивно "проходящими мимо" и преодолеваемыми бесследно; "тени" Самойлова так просто не пройдут; они "маются", да еще проявляют к нам внимание.
Расставим обозначения.
За бесконечно длинной Рекой, с непреложностью ведущей к Огням, стоит идея Бесконечного Пути, или, иными словами - Бесконечного Прогресса. Она не решает поставленных перед ней задач, а, напротив, ставит их сама: выше, дальше, быстрее, победить детскую смертность, освоить Антарктиду, - произвольно выхватывая из реальности ее недостатки, обещая разрешить их в ближайшем или отдаленном будущем, требуя налечь на весла.
Лишь один недостаток этой идеей обойден. "Жизнь течет все в тех же угрюмых берегах", она однообразна, все, что в ней страшно, есть однообразие (напротив, у Самойлова - "дойти бы до ужина без чудес"). "За кадром" остается возможность финала: такого финала, который еще хуже, чем однообразие, иначе говоря - возможность смерти, которая при более трезвом взгляде превращается в неизбежность смерти.
Ничего подобного у Короленко нет. Весь двадцатый век человечеству предстояло "налегать на весла" и плыть в обход смерти - и через "заросли диалектики" ("сгоревший вчера" советский атеистический хилиазм), и через "поросли экзистенции" (фашистское романтическое свершение "жить здесь и сейчас", уже привычно воспринимаемое в "лунных", инфернальных оттенках). У Самойлова все эти искания иронически подытожены: "Синяя стрелка компаса нам бесплатно покажет кино", - ведь и бесплатный сыр - признак понятно чего, и "кино" - символ суррогата и ширпотреба.
И "огонек" близок - его почти можно потрогать руками, он ускользает не потому, что далек, а потому, что его нет - самым агрессивным образом нет, это сгусток активного небытия, которое хочет казаться бытием, надеждой, источником света, бесплотный указатель, указывающий сам в себя.
Владислав Крапивин назвал его "синим крабом", Рэй Бредбери - "синей бутылкой", физики называют такие аномалии "черными дырами" (предельными случаями "потенциальных ям", в которые текут реки - "незачем" и "никуда не впадая"); христианство именуют их падшими ангелами, т.е. бесами, различающимися массой (притягательностью) и, условно говоря, "целевой аудиторией".
Рефлексия автора, однако, опережает рефлексию лирического героя. Судя по тексту - мы "смеемся", мы "хохочем". Нам еще "все смешно". Мы все еще сами по себе.
Человеку в конце XX века не на что больше надеяться, у него отняты все возможные "на что"; ему оставлены только два предельно возможных "на кого".
Можно - на себя, раздетого, брошенного, почти испуганного, но бодрящегося до непробиваемого клинического оптимизма.
А можно - как Глеб - "домой". К "ужину". Бросив лодку и весла. С закрытыми глазами.
<==niifiga.ru