Generation P++

По большому счету, нам придется решать неожиданно свалившийся на голову вопрос: «Что делать с реальностью?» Более того, я настаиваю на том, что решать мы его будем сообща, поскольку он с очевидностью непосилен для всякого Отдельно Взятого Маленького Существа.

(Хряк Наполеон на необитаемом острове)

Предмет этой статьи еще не имеет общепринятого названия. Мы могли бы пойти проторенной дорожкой и назвать его "молодой русский рок", или "новое поколение русского рока", или как-нибудь еще – но здесь мы впадем по меньшей мере в две ошибки. Во-первых - потому, что десять лет назад это означало бы совершенно иное, а через десять лет – совершенно третье. Во-вторых, здесь было бы некорректно говорить о "молодом поколении": та линия, которая сейчас выходит на поверхность (такими взаимно независимыми явлениями, как www.neformat.ru, shizm.narod.ru, dajd.nm.ru и некоторыми другими находящимися "под грузом"), существовала все девяностые годы и занимала нишу своего рода "подземной оппозиции" рок-н-ролльному мейнстриму. Пожалуй, корректнее всего было бы название "поколение детей", или "время учеников", и несколько дальше мы объясним, почему.

Мы не претендуем на полноту обзора; скорее, наоборот – специфика "времени учеников" в том, что репрезентативная выборка его участников будет не столько "пантеоном героев", сколько "табелью о рангах", не "Геракл, Орфей, Атлант", а "драгун, кирасир, бомбардир". Это не означает отсутствие ярких личностей в "поколении детей" – это означает, что прежде всего аудитория "поколения детей" требует от ярких личностей прежде всего адекватного следования "жизненной позиции", выражаемой определенным коллективом или концепцией. "КОНЦЕПТ ПРЕВЫШЕ КРЕАТИВА" – вот главный критерий "поколения P++".

В исследовании (в иллюстративных целях) использованы фрагменты песен минской группы "Вторая серия" из альбома 1992 года "Я смотрю кино".

Истоки

Первое важное событие в истории "поколения детей" произошло в 1990 – 1992 годах. Это – конец "времени колокольчиков", когда – "выстрел" за "выстрелом" – уходили со сцены люди и команды, ныне считающиеся классическими представителями русского рока. Это было "поколение подростков" – монолитных личностей и убедительных лидеров; убедительных настолько, что и доныне слышны голоса, утверждающие, что "до восьмидесятых русского рока не было", а "после восьмидесятых русский рок умер".

На "смерть поэта" (уход лидера, кумира, признанного эталона) можно ответить двояко. Первый – "продолжать" в значении "развивать". Второй – "продолжать" в значении "воспроизводить". Первый путь наметил Артемий Троицкий, провозгласивший "примат иронии над искренностью", примат синтетического над элементарным; и наступившая "эпоха коктейлей" полностью подтвердила его прогнозы: "Агата Кристи", "Чиж", "Сплин", "Мумий Тролль", а также тетушка по имени Земфира фрагмент за фрагментом открывали аудитории все новые горизонты всесмешения, соизмерения несоизмеримого, деконструкции глубоко укоренившихся мемов и игры цитатами. Апофеозом стало основание "Нашего Радио", являющего собой в чистом виде постмодернистский феномен (note: найти доклад по НР с конференции "Текст и контекст").

Увы, сторонников второго оказалось больше. Актерская игра, которая для "поколения взрослых" оказалась единственным возможным способом самовыражения, для "фаната" может означать только одно: "жить, реализуя архетип", быть похожим на учителя (или некоторую группу учителей). Иными словами, после распада стереотипа "настоящее = искреннее" значительная часть дворников с улицы имени Леннона испытала регресс к стереотипу семидесятых "настоящее = концептуально верное". Явление, которое они составили, мы полагаем возможным назвать "акустический андеграунд девяностых". Первыми его известными представителями можно считать московское сообщество "Сергея Калугина и его женщин" (О.Арефьева, И.Желанная, итд), "посткиноманскую" линию во главе с Бекханом Барахоевым ("Виктор", "Вторая серия" – см. ниже), "граждановедов" (социально озабоченный панк наподобие "Адаптации", Непомнящего или "ИПВ"). Петербурга и Свердловска чаша сия в основном миновала.

Основная особенностью "акустического андеграунда" можно смело полагать его подчеркнутую оппозиционность и антикоммерциализированность. Он был (и в некоторой степени остается) коммерчески стерилен. Критерий концептуальной чистоты, будучи несовместимым с критерием "настоящее = полноцветное" ("и так возможно, и вот так":), не подлежал оценке массовым спросом искушенной аудитории. Там, где это эмбриональное вызревание было прервано, происходил мгновенный регресс к банальности. Общеизвестная литературная аналогия – карьера эфиопской красавицы в Марселе, описанная Николаем Гумилевым. Общеизвестный пример – Ольга Арефьева.

Таким образом, развитие "детей" шло внутри интравертных сообществ - субкультур, или школ, или "по территориальному признаку"; и нашей задачей становится перечислить эти сообщества.

Дети – автотрофы. Они вынуждены существовать и не быть зависимыми от социума. Автотрофы получают энергию из трех источников: Солнце (флора), почва (фолк) и минеральные удобрения (реконструкция мертвых ныне символик эпигонами).

Фолк

Употребление термина "фолк" требует некоторого пояснения.

"Фольклор" в его широком смысле – это все, что осознано социальной или этнической общностью как принадлежащее ей по праву "утерянного и найденного". Фактически, к этой сфере следует отнести весь набор бытующих в социуме общеупотребительных сюжетов, образов, стереотипов и штампов; однако практика употребления термина "фолк" в значении "стиль музыки" означает привязку именно к этническому контексту, то есть к этническому быту и этнической памяти. Это прежде всего – характерный набор статичных описаний окружающего мира (быт, ландшафт) и в меньшей степени набор повторяющихся динамических сюжетов (созерцание, действие).

Принципиальное, наверное, различие между стилем "фолк" и стилем "этник" состоит в том, что "фолкер" реализует в своем творчестве коллективную память собственного этноса; "этнист" же оперирует заведомо чуждыми и экзотичными формами – как правило, в целях эксперимента. Самый известный пример – это проект Аркадия Щуракова "Vermichelli Orchestra", определяющий свой жанр как "инструментальное необарокко". По частоте использования лидируют кельты (Darts из Петербурга, Крыс из Новосибирска и т.д.) и фламенко (Алексей Кравченко - Москва).

Во-первых, архетип восточнославянского этноса, введенный в широкое рок-употребление Константином Кинчевым.

Очень отчетливо эта линия прослеживается у Сергея Канунникова из группы "Возвращение". По аранжировке – строгий хард-рок. Грубый языческий мистицизм: "На шторе нарисован глаз дракона", "Эмигранты из рая... предъявляют свои паспорта в ночных аэропортах"... Кочующий из песни в песню образ обороны от "мира сего", полного искушений – "мы сидим в полутемном подвальчике...", "юный монах открывает Вселенную за монастырской стеной", наконец – диагноз и приговор – "Я знаю, это попса!" – и близкая к нему образность коллективного героического противостояния ("удержания"), обязательного и обреченного ("с топорами пройдем, с глазами ясными – были ясными, а станут черными", "слов не надо – тебе все ясно: вместо мессы – под Солнцем место", наконец – "дверь заколотят крестом, молча уйдут в века Иван да Марья").

Примыкают к этой линии многочисленные представители линии индивидуального героического мифа (сюжета действия) Есенина – Высоцкого – Башлачева: ради примера упомянем здесь южноуральский "Навигатор" и Клеща из Москвы. Напротив, в чистом виде сюжет созерцания приводит к оптимизму, граничащему по наивности с идиотизмом. Яркий пример – подольские "Акустические ботинки". Ключевой образ: "троечка". Ключевое слово: "потешил".

С восточнославянским архетипом не следует путать ("Енисей – я не Сергей Есенин, нет!" – "НедРа") линию Дмитрия Ревякина – Инны Желанной, во многом транслирующую региональный архетип Сибири.

В настоящее время крупное месторождение фолкеров ревякинского выкорма обнаружено в городе Чехове. Наиболее молодая и динамичная команда – "Недалеко Рассвет"; ее солисту 16 лет, он участвовал в двух фестивалях акустического андеграунда и "любит бежать по склону, распахнувшись". Ироничен. Любит экспериментировать с аллитерациями (см. "Регги Че": "вечно беспечен, он бесконечен, он не из Керчи и не из Углича...", а также вышеупомянутую цитату про Есенина).

Несколько более искушен и синтетичен Фил из "Зареницы". Здесь в текстах уже появляются рефлексия и символические ряды (вместо образных): "далеко Китеж... рядом", "мое нисхождение – работа в черном, еще один шаг к звездам, к чуду, встретил Будду – убей Будду..."). Впрочем, яркой (контекстуально) образности это не отменяет: "Опали звезды, светят астры, который год в календаре грядущий день отмечен красным как непереходящий настоящий праздник... И преподобный дворник курит ладан опавших листьев во дворе".

Бесспорного внимания заслуживает такое явление, как Светлана Косенко (группа "Третья Мировая Весна") из деревни Мраково (под Уфой). Работая в жанре "интеллектуального фолка" ("за поворотом ветряная мельница готова к перелету – повыпадали все ее птенцы из деревянных гнезд")... впрочем, нет: здесь речь скорее идет не о фолке, а об использовании мнения аудитории о фолке (как другой культовый для "поколения детей" уралец – фантаст Владислав Крапивин – в своем стремлении к психологической точности совершенно произволен в обращении с объективной реальностью). Урок Моррисона (не "диктовать", а "отпирать двери восприятия") "Третья Мировая" усвоила достаточно успешно, чтобы ее стиль можно было назвать "акустической психоделикой". Большая часть эффекта создается импровизацией и личной подачей; а некоторые песни ("Сердце одинокой совы", например) ультимативно требуют соучастия зала.

Наконец, мы настаиваем на существовании жанра "городской фолк" именно в вышеупомянутом смысле, то есть на существовании этнической общности, интегрируемой и движимой единым мифом Города и на существовании в ней особого набора стереотипов и сюжетов, впитавших разнообразные слои корпоративного, социального и профессионального фольклора и породивших явление не меньшего масштаба и полноты, чем фолк "славянский" или "сибирский".

"Мой двойник мне помахал рукой.
Старое метро. Стрелка в восемь.
Здесь, кажется, должен быть кто-то другой,
Но как-то незаметно подкралась осень,
И хочется прийти несколько раньше...

Час спустя мы сидим в баре.
Двери парадных освещают фары.
На плитках фотографии играют тени.
Сигарета пляшет в сомкнутых пальцах,
ах, нет - нет - нет –
это только кофе."

Эта эстетика во многом была заложена Майком Науменко и ранним Виктором Цоем (кстати, Майка варганист Юлии Теуниковой иногда поет на украинском – для разнообразия:), но здесь она – как-то менее демонстративна. "Справа – дома... слева – дома... а через пять часов я выйду и даже не остановлюсь..." Собственно, задачи демонстрации здесь нет. Есть пространство ("скажите, почему у вас в текстах так много дождя, осени, падающих звезд?"); в нем можно жить.

Анатолий Багрицкий из Киева – еще один (после Вени Дркина) потомок Саши Черного; причем не столько в негативе (сатиры), сколько в позитиве (лирика), и с явным оттенком студенчества – "Это было в начале июля, Я уже познакомился с Яной, Все лето я был влюблен. На пороге стояла кастрюля, Кортни Лав выходила из ванной, У собаки на ужин бульон... Мой серый дом – моя серая крепость."

Рабоче-крестьянский ансамбль "Теплые окна" из Рязани. Эстетика платоновского "Котлована" – "И в желтых жилетах напролом прут отряды, И щебень везут силачи-самосвалы, Нам дай только волю, нам дай только водки - мы все закатаем." Помимо рабочего, солидный пласт детского фольклора: "Крестики-нолики, буковки-цифирки – вы нас с кем-то спутали, мы не носим пацифики..."

Дуэт "Экипаж". "Свинцово-серое утро белым-бело, и стаи ворон на стаях промерзших антенн..."

Флора

Самое всеобъемлющее определение "флоры" дают Стругацкие в "Отягощенных злом": "Флора – это дикари, но дикари особого рода; они попробовали нашу цивилизацию и отвергли ее самым мирным из способов". Флора реализует идею параллельного сосуществования и невмешательства, обычно подводя под нее какую-либо мистическую или околомистическую основу.

О хиппи в начале XXI века говорить поздно; однако мнение о том, что ниточка "бродяг дхармы" прервалась, ошибочно. Клуб "Африка". Концерт классической в узких кругах команды "Башня Rowan". На разогреве – "Вереск" с неподражаемым скрипичным дуэтом. В зале – микс из как минимум двух поколений. Длинноволосые родители, длинноволосые дети; идиллию преемственности довершает легкий аромат травы. Каждый второй – эльф. Десять лет чтения переводного Толкина и самопального Перумова вырастили поколение ролевых.

Этой ночью останется плеск тополей
да печальная осень в дубовом венке.
Колыбельная песня плывет по земле
как волна по хрустальной реке.

Впрочем лучше смеяться, дружок Сганарель
сменим тему, но тему уже не сменить.
Из окна наплывает волной колыбельная
тем, чья дорога любить.

Скади (Людмила Смеркович - еще одна известная в ролевом движении личность) признавалась в своем исследовании «О пользе кризисов»: "Странно, но очень немногие участники РИ знают, что их любимый досуг возник из психотерапии, а в знакомую нам форму игры были трансформированы не потехи ради, а для решения ряда проблем в области экспериментальной педагогики. Очень быстро игры стали формой развлечения для определенного круга людей, чаще всего людей, не вписывающихся в существующий среднестатистический образ жизни, и в результате быстрого, крайне хаотического развития появилась определенная субкультура, претендующая на очень многое... из ролевой тусовки сейчас выходят многие талантливые поэты и музыканты, некоторым психологам, философам, социологам игры дают бесценный материал для размышлений, наконец, появилась новая профессия - мастер, и есть люди, создающие на этом поприще настоящие шедевры".

Но и это еще не все. Этап чистого интравертного эпигонства был пройден ролевым движением вместе с переделками "революционных советских песен" на новый лад; сейчас птенцы уже ломают скорлупу.

Шмендра. Новосибирск – Казань – Петербург и обратно. Альбом "Дорога на Калланмор". Признаки творческого взросления – налицо.

"Я не умею читать молитвы – я просто чувствую боль.
Я не умею ловить твои стрелы – я просто для них мишень.
Я, как свеча, говорящим воском плачу в твою ладонь,
И ночь отступает, и небо светлей..."

По одному этому альбому можно смело раскладывать обычное мировоззрение "ролевого" (практика общения показывает, что расхождения редки). Множественность обитаемых миров (куда ж без этого?), множественность перерождений (в отличие от "бродяг дхармы", воспринимаемая ролевыми как явное благо – "где птицы будут кричать, птицы будут кричать, ничего не вернуть – все сначала, опять, все снова..."). Сквозная сенсорика – "I love all of you" – но опять-таки подспудно, намеком; совершенно не такая демонстративная, как у революционеров шестидесятых. Общая линия: оправдание Потока Становления, "найти смысл в мире абсурда". И, в общем, у Шмендры это получается достаточно убедительно.

Дабы не ограничиваться "толкинутыми", близкий пример: Мэри из Одессы (экс-"Театр"). Материал – не столько фэнтезийный, сколько расхоже-исторический с расхоже-мистическим пополам ("В траурной зале кружит маскарад – злой колдовской маскарад..."). Явное влияние Вертинского и булгаковской Маргариты.

Ранний рассвет свет роняет на раны,
Дробью гремят у ворот барабаны,
Свесив серебрянно-серый туман,
Осень свинец опускает в карман.

Холод уколами ломит все тело,
Небо усталым болезненно-белым
Лебедем медленно падает вниз...
Свита готова к охоте на лис.

Responsibility

Напомним, что смена поколений - это прежде всего смена акцентов восприятия, и «поколение коллективных движений» не исключает яркой индивидуальности отдельных авторов. Для последних характерно принимать несамостоятельно мыслящую среду как объект деятельности, «поле для нашего посева». В разных вариантах это восходит к стереотипу «командора» (Крапивин) или материнскому чувству (Ахматова). Ключевое слово: ответственность.

В двух известных случаях (что пока не позволяет говорить о системе) импульс к «командорской» деятельности - это особая форма реакции на «смерть поэта»; последовательство - но, подчеркиваю, не в эстетическом, а в этическом смысле (эстетически «ответственные» полностью самостоятельны). Лилию Борисову («Зга) к микрофону привела смерть Высоцкого; Ольгу Лехтонен («Апрель») - смерть Виктора Цоя. В определенном смысле к этому же пласту следует отнести Сергея Калугина.

Мы все - частицы ядерного взрыва.
В какое тело я проникну с ядом?
Чью душу изуродую нарывом,
Свою спасти пытаясь от распала?
...
Я вас люблю, измученные лица -
Смешавшись с пеплом, мы умрем красиво...
Куда плывут киты-самоубийцы?
На пепелище ядерного взрыва.
«Зга» - «Киты-самоубийцы»

Среди сочных реклам и голодных дорог время скрипит.
Каждый третий вгоняет в кипящую кровь яд или спирт.
Ты отчаянно ищешь и пламя, и дым в золоченой золе.
Но на грани беды
Вдруг согреют тебя
Чьи-то шаги по горящей земле.
«Апрель»

Для данной линии характерны глубокая религиозность с сильной этической доминантой, а также внимание к простым (атомарным, неразложимым) образам - «слова, простые, как хлеб и солнце», «вместо клубники и сливок есть только хлеб из печи». Часта стилизация под Бориса Гребенщикова и Янку Дягилеву.

Есть основания полагать, что именно это направление (как наиболее самостоятельное) окажется в мнении позднейших историков доминирующим в русском роке начала века, как это произошло с открывшим его тридцать лет назад Владимиром Высоцким.

Иронический рок

Наиболее выраженной фигурой этого направления мы полагаем питерскую группу «Зачем». Знакомство с ней исчерпывает предмет практически полностью.

Эта линия восходит к «Зоопарку» и (вариативно) «Бригаде С». В отличие от urban folk, транслирующего заложенную последними эстетику, здесь речь идет о наследовании творческого метода. На афишах «Молока» и «Африки» стиль группы «Зачем» представляют как «классический рок», и это, в общем, верно - только за учительским столом уже не «Битлы» и «Роллинги», а маэстро Майк и - в несколько вглубь - Хармс и ОБЭРИУ.

Ты хороший человек, но у тебя денег нет.
Ты мне денег не даешь - у тебя их нет!
Он хороший человек, и у него деньги... есть!
Он мне денег не дает - кто такой я ему?

В цистернах хранится матросский кагор,
Еще есть на лодке топор и багор.

...поспешай,
скорей во врага ты торпедой пускай...
Сейчас ты умрешь, иностранный фашист!

Знаешь, мне так хочется спать, что я, наверно, усну...

Характерной особенностью этой иронии (в отличие от иронии постмодернистской, свойственной скорее предыдущему поколению «взрослых», а также концептуалистской) является отсутствие рефлексии. Иронию не нужно творить, соединяя несоединимое, ибо РЕАЛЬНОСТЬ (быт, обыденность) В ГЛУБИНЕ СВОЕЙ АБСУРДНА; увидеть же этот абсурд помогает провокация преувеличенной серьезности, т.е. возведение его в самодовлеющую непреложную данность (вариантом такой провокации является «рассказывая анекдот, не смеяться самому»).

Отметим здесь такие команды, как чеховский «Рубиновый вторник», «Тесно», а также некоторые работы «НедалекоРассвета» («Дети прыгали с моста, веря в доброго Христа... с воздушным шариком в руках... с воздушным шариком внутри».)

Антисистемщина

Особой «объединяющей ценностью» этого направления является социальный акцент. В «мягких» случаях это некое Дао между Шевчуком и Летовым. Правый край интервала здесь занимает сам Шевчук, на левом толпятся разного рода радикальные анархисты пополам с нациками, каковые в изобилии доступны на сайтах «евразийского движения» или «Оскольской лиры» имени Александра Непомнящего.

Солидное месторождение панков-анархистов находится в Актюбинске (Казахстан). Оттуда берет начало команда «Адаптация», а также «Белканов-бэнд», «Соломенные еноты» и некоторые другие.

Об «Адаптации» скажем особо. При том, что Ермен Анти часто позволяет себе скатываться до примитивной социальщины - «Жизнь в полицейском государстве», например, отталкивает одним названием - у него предостаточно и рельефного, доступного, пожалуй, только панку восприятия реальности - «Улицы города, в степь уходящие, черный усталый снег, все настоящее...», и характерной городской мистики - «ночью звезды на небе светятся, ночью психи луною маются, провода и столбы шевелятся, даже тени, и те кусаются, ну, а если проснусь, то не выдам себя, втихаря улыбнусь...». Неожиданные для «клона Летова», к которым его некоторые исследователи упорно относят, мелодические ходы, образные находки и живое исполнение (в «Панки хой», в «Мой город будет стоять») позволяют говорить о Ермене как о ярком и убедительном явлении.

Еще более интересен Корней (также персонаж из Актюбинска, некоторое время выступавший с «Адаптацией»). В отличие от «социального бунтаря» Ермена Корней - «бунтарь метафизический». Придает намного меньшее значение подаче, никогда (в отличие от того же Ермена) не прибегает к приему «перегрузки новостной лентой» («Все на свете чепуха» Саши Черного, «Все идет по плану» Егора Летова). Намного более серьезен. Если использует символику и штампы, то не социальные, а субкультурные - «потому что время есть, а денег нету» или усвоенные субкультурой мистические («Много серебряных пуль, но приберегите одну для меня...»).

А к тебе когда-нибудь ворвется весна,
Разбивая окна, нарушая режим...
Спи, моя хорошая, доброго сна,
и пусть тебе приснится, что я еще жив.
(«Колыбельная жене»)

Пятый бродскистский интернационал

Эти команды развивают линию Иосифа Бродского и Бориса Гребенщикова. Ее иногда называют «игрой в бисер», но это не исчерпывает концепции. Существенное значение здесь имеет дзенский постулат «медитировать можно на что угодно»; таким образом, искусство в целом и игра произвольными ассоциациями в частности здесь выполняет функции катализатора прямой теофании (примерно в том ключе, о котором сказал Набоков: «Вот вся вера моя»).

В горах текут 10000 ручейков,
впадающих в одну великую реку.
По горам бегут миллионы людей,
спешащих к одному большому человеку.
В горах снуют миллиарды мусульман,
стремящиеся на запад, в Мекку.
И если ты посмотришь на восточную звезду,
то ты увидишь летящую в небе комету.
Поисково-спасательная!..
(«Старая деревня», альбом «Экспедиция»)

Помимо Бродского и БГ, эти люди уважают Элиота и Рильке, а также эстетику западноевропейских городов, Святой Земли и исторического Петербурга. Значительное внимание уделяется инструменталу.

Кроме «Старой деревни», упомянем здесь группу «Бедные люди» и (с небольшими оговорками) группу «Тихо» с альбомом «Там, где гнездятся летучие рыбы»:

Я узнал их газет о возможностях корабля,
Я решил развлечься и развлекся в пределах рубля.
Я видел, как сняли с проката невышедший фильм,
И я видел, как в море матросы смывали свой грим,
И кто-то взял с меня слово, что я об этом буду молчать...

Вопрос об отнесении той или иной команды к «пятому бродскистскому» или к «поколению взрослых» мы полагаем возможным решать, исходя из большей или меньшей самостоятельности ее творчества. Большая часть работ упомянутых здесь команд - прямое подражание «Аквариуму», хотя и о чисто эпигонском сообществе говорить было бы некорректно.

Посткиномания

В большинстве случаев эти люди намеренно нивелируют свои интересные и самостоятельные черты (у «Второй серии» - насыщенная, почти психоделическая аранжировка, у БекХана - шевчуковские философские интонации, у «Магнита» - неочевидные «детейминутные» зарисовки) ради сходства с поздним КИНО. Это печально. Но если не замечать этого сходства, то слушать очень даже можно...

Ночью город не спал, про покой позабыл,
И никто не включил фонари.
Старый мост все стонал, а потом вдруг спросил,
Почему же его не сожгли.

Говорил о друзьях, говорил о врагах,
О всех тех кто уйти захотел,
О собратьях своих, превратившихся в прах, -
И не знал, почему уцелел.
(«БекХан»)

Разбившихся рек берега,
Пьянящие взгляд облака,
Луч звезд, разрезающий тень...
Все это - непрожитый день.

Придуманных слов громкий крик,
Написанных строк монолит,
Внушающий мрак голых стен...
Все это - непрожитый день.
(«Магнит»)

Вместо заключения

И все-таки ужасно интересно, как эти люди будут смотреться на радио...