Посвящается Аксену,
в чьем теле живет пытавшийся сбить меня с пути
Сидит мое тело... справляет поминки. По собственной душе. Девятый день. Среда. Девятый день после смерти. После начала смерти. Умирать было больно. Больно и мучительно.
Сейчас все хорошо. Может только иногда – всего раз в час – на глазах вода. Все хорошо. Сейчас учусь. Хочется написать "я учусь", но это местоимение здесь уже не уместно. Потом пойду к хиппи-лэнду. Будем пить – вино, коньяк, водку, пиво. Будем есть – мухоморы, поганки. Будем курить – травку, ганжи, косячок. Будем любить друг друга. В соседнем подъезде. Кто меня сегодня будет любить?... Мне все равно. Мысли тела моего не здесь... и там не будут.
О Господи, так сложно не быть. Но так легко не быть там, где находится твое тело...
"Всегда ли улыбается человек, на чьем лице маска улыбающегося человека?" Это меня спросил сегодня один наркоман. Раньше он на винте сидел, сейчас только кокаин, грибы, травка. Говорит, больше ничего нет. Я ему верю.
Пустота. Бездонная пропасть захлестнула мое тело, когда я осталась одна. Они ходили, да и сейчас ходят вокруг меня. Но мне они не нужны. Мне никто теперь не нужен. Даже тот, с кем я сплю. Впрочем, ему я тоже не нужна.
Девятый день. Поминки. Разве тело может поминать часть себя? Но мне плевать на их законы. Так же как им плевать на меня.
Но эта страшная пустота. Кажется, он убил меня, пытаясь спасти. Я ни в чем его не виню. Теперь. Еще неделю назад я не видела ничего. Сейчас хорошо. Тихо. Мирно. Пусто.
"– Самоубийство это не выход, – говорит врач с глазами доброго человека.
– Значит, выхода не существует? – в голосе надежда, немая мольба."
Мозг услужливо выдает ряд саркастических ассоциаций. Губы смеются. Глаза – нет. Когда я поняла, что мои глаза больше не смеются, я ушла. Я ушла, потому что решила, что моя душа мертва. Мое сознание до сих пор так считает. И будет считать так до самой его смерти. Смерть сознания называют сумасшествием. Потом остается лишь тело. Его несложно будет убить. Даже если никто не поможет. Как не помог сейчас.
Девять дней со дня смерти. Или все-таки начала? Больной начинал подавать признаки выздоровления. Внешние хотя бы. Но его попытка (моя). Дурацкая, глупая надежда. Мечты, мечты.
Больной в критическом состоянии. Не ест, не спит, не пьет, не любит. Только умирает. Устал уже. Я устала... А черт со мной... Осень.
P.S. Желудок больше не принимает кислоту, горло раздирает черная боль после первой затяжки, на пути белого счастья стоит осенний насморк.... Зато на венах еще много места...
СПб - Сентябрь-Октябрь, 2001